Проблема

В настоящее время в психологии возрос интерес к изучению идентичности личности, что обусловлено откликом науки на динамичные изменения в обществе. Проблематичный характер жизни современного человека связан с утратой традиций, размыванием морально-нравственных, ценностных ориентиров, социальных норм, гендерных образцов, ослаблением роли религии, глобализацией, существованием в межкультурном пространстве, развитием виртуальных, знаково-графических реальностей, повышением вероятности техногенных, природных катастроф, экономических, социально-политических кризисов, экстремальным состоянием культуры в целом. Проблему идентичности заостряет и происходящая при этом трансформация представлений человека о себе, своих возможностях. От личности требуется готовность к более высокому уровню свободы, способности принимать самостоятельные решения в отсутствии внешней предопределенности. Речь идет о том, что для выживания и развития, для воспроизведения культуры и ее производства необходимо осуществление работы личности, имеющей бытийно-темпоральный и культурно-исторический планы (Магомед-Эминов, 2009).

Установившееся к ХХ в. представление об идентичности как о последовательности, непротиворечивости личности выразил У. Джемс. Посредством данного термина обозначалась тождественность, одинаковость, полное совпадение чего-либо с чем-нибудь. Э. Эриксон (1996), связывавший идентичность с кросстемпоральной и кросситуативной устойчивостью, полагал, что она меняется в соответствии со стадиями развития личности и является той субстанцией, которая объясняет само единство личности.

Вторая половина ХХ и начало ХХI в. характеризуется оживленными дискуссиями и активной проработкой проблем идентичности личности в ведущих теоретических концепциях психологической науки. Представители современного психоаналитического подхода (Дж. Марсиа, А. Ватерман, Н. Холланд и др.) значительно расширили представления о содержании, структуре и динамике идентичности, дополнив описательный подход Э. Эриксона эмпирическими исследованиями (Ego identity.., 1993). Экзистенциально-гуманистическому подходу в целом свойственны понимание идентичности как внутреннего свойства человека, ориентация на идеи латентного потенциала личности (Роджерс, 1994; Фромм, 2004). Основатель концепции символического интеракционизма Дж. Мид (1995) понимает под идентичностью способность человека воспринимать свое поведение и жизнь как связанное, единое целое. Его идеи творчески развиты в ролевых теориях идентичности (Identity and difference, 1997), социальной драматургии (Гоффман, 2000), конструктивизма (Бергер, Лукман, 1995). В теории социальной идентичности (Tajfel, Turner, 1986) исследования строятся на выделении в идентичности двух аспектов — ориентированного на социальное окружение и ориентированного на уникальность проявлений человека. В рамках данной теории идентичность, или Я-концепция (эти понятия употребляются как тождественные), представляется как когнитивная система, выполняющая роль регуляции поведения в соответствующих условиях (Codol, 1990; Markus, Kitayama, 1991).

В нарративной психологии (Gergen, 2009; McAdams, 2001; Narrative psychology..., 1986) идентичность понимается как создание «текста» о самом себе, непрерывная самоинтерпретация, самоистолкование, т.е. состоит в способности человека представить когерентную историю о своей жизни. Основанием идентичности признается именно рассказ, а не соответствие поступков убеждениям или принципам.

Новые реалии жизни, необходимость соответствовать быстро меняющимся жизненным ситуациям способствовали появлению концепций, трактующих современного человека как субъекта с множественной идентичностью (Codol, 1990; Mummendey, 1997; Thoits, 1986). Последняя, в свою очередь, толкуется по-разному: как патологический феномен (множественность личности, диффузное Эго — Эриксон, 1996); как травматизированная самость (Lifton, 1993); как многообразие сторон, ипостасей, форм активности субстанционального субъекта (целокупной, целостной личности); как безличные структуры, потоки интенсивностей (Делез, Гваттари, 2007); как самонаррации, культурные коды, дискурсы, тексты, семиотические структуры (Gergen, 2009; Narrative psychology..., 1986). В работах, выполненных в духе социального конструкционизма, системно-теоретической культуральной социологии или культурной, кросскультурной и межкультурной психологии (White, Epston, 1990; Zielke, Straub, 2008), констатируется утрата человеком собственной идентичности, так как индивидуальная (личная) идентичность представлена не в содержании нарратива, а в нарративных актах, т.е. в самом процессе наррации. Предполагается, что современная психотерапия — это практика самоконституирования человека, она фокусируется на сети взаимоотношений, в которую встроен индивид, при этом подчеркивается аспект диалогической со-конструкции смысла (значения), а не внутренних состояний и процессов (чувств, мыслей, мотивов) пациента или клиента. Прикладные исследования в области идентичности характеризуются многоаспектностью. В них выявляются особенности, обусловленные гендерной, расовой, этнической принадлежностью, спецификой влияния восточной и западной культур (Zielke, Straub, 2008); анализируется трансформация идентичности в виртуальном мире; кроме того, в фокусе исследований оказывается практическая помощь людям, переживающим кризис идентичности (Ego identity.., 1993).

В отечественной психологической литературе термин «идентичность» почти не употреблялся вплоть до 1990-х гг. Отечественная традиция изучения данной проблематики связана с исследованием и разработкой понятия «субъектность», или «самоопределение», трактуемого как конструирование человеком своего жизненного поля, включающего как совокупность индивидуальных жизненных смыслов, так и реальное действование (Абульханова–Славская, 1991; Анцыферова, 1999; Гинзбург, 1996; Петровский, 1996). В исследованиях 1990-х—начала 2000-х гг. акцент ставился на изучение социального аспекта идентичности (Андреева, 1997; Белинская, 2001; Стефаненко, 2000); выявлялись взаимосвязи особенностей идентичности и отдельных личностных и поведенческих характеристик, изучались проблемы профессиональной, половозрастной идентичности (Антонова, 1995). Трансформация идентичности в ситуации психологической травмы, утраты, горя обнаруживалась при психологической помощи жертвам насилия, ветеранам локальных войн, людям, утратившим близких (Магомед-Эминов, 1998, 2009).

В целом нынешнее состояние исследований идентичности можно представить следующим образом: идеи понимания идентичности как сущности, имеющей субстанционально-структурный, внетемпоральный характер, сочетаются с представлениями о кризисе идентичности, об утрате ею онтологической реальности. Идентичность современного человека представляется в виде разорванного («лоскутного», «клочковатого»), мультикультурного образования, что в целом можно обозначить как идентичность без личности, традиционно понимаемой как устойчивое во времени образование.

В ситуации, когда речь идет о субъекте с множественной идентичностью (или о множестве субъектов, состояний Я, образов Я во времени и т.п.), все большее значение приобретает необходимость работы личности человека по связыванию этих разрозненных элементов в целостность.

Подход, утверждающий, что существование в гетерогенных культурах требует осуществления культурной работы личности, возрождающей трансформации, разработан М.Ш. Магомед-Эминовым (1998, 2009 и др.). Согласно этому подходу, самоидентичность — не застывшая сущность, она постоянно трансформируется и посредством связующе-различающей бытийно-темпоральной работы объединяет многообразие собственных существований, миров, культур. Самоидентичность раскрывается в аспекте «бытия-между» — между Я и Другим, в единстве процессов индивидуации и приобщения. Существующие исследования доказывают значимость рассмотрения ситуационных и временных аспектов идентичности, обусловливающих изменчивость и процессуальность. Множественность идентичностей современного человека формулируется на основе ситуационности, из которой делается вывод об устойчивости личности. Однако устойчивость имеет и иную форму, нежели генерализация социальных аттитюдов, ситуаций, установок. Устойчивость как обобщение фактов и ситуаций, распространение закономерностей на класс фактов, есть одна форма, а другая — повторение одного и того же, но повторение различающее. Следуя темпоральной трактовке деятельности (Магомед-Эминов, 2009), время рассматривается как основание самоидентичности: становление самоидентичности личности происходит благодаря фундаментальному механизму связывания-различения, путем онтологической и темпоральной дифференциации и связывания различающихся состояний Я. Этот подход трактует множественную идентичность «позитивно — как сущность существования человека в событийности “со-бытия”, на перекрестье многообразия событий бытия» (там же, с. 70).

Исследование становления идентичности личности в подростковом и юношеском возрасте

Противоречивость различных подходов к идентичности наложила отпечаток и на представления об эволюции идентичности в онтогенезе. Становление человека происходит и как природного индивида, и как социокультурного субъекта, и как духовно-практического существа одновременно. В нашей работе представлен взгляд на идентичность как на трансформирующееся личностное образование, непрерывный процесс, который в отличие от развития не проходит жестких этапов и не имеет завершенной структуры. Главное для нас не то, что становится (т.е. предмет), а сама история образования некой целостности (конкретности, единства многообразия), не являющейся ни системой, ни структурой (Магомед-Эминов, 2009).

Подростковый и юношеский возраст перспективен для психологического изучения идентичности: этот период жизни человека отличается высокой интенсивностью процессов социализации-индивидуализации. Взросление характеризуется активным самоопределением, поиском своего места в мире, в обществе, в системе социальных ролей, а также расширением осознания своих особенностей, способностей с точки зрения соответствия требованиям социума. Идентичность преобразуется, трансформируется в результате интеграции элементов личного опыта, образующегося в разных сферах жизни. Личность приобретает способность строить, видоизменять свою идентичность, завоевывая определенную независимость от влияния оценок окружения.

Современные исследователи при анализе становления идентичности постулируют два основных положения: во-первых, идентичность развивается в плане субъективного времени личности и, во-вторых, феноменологически проявляется через наблюдаемые паттерны «решения проблем», связанных с актуальным социальным выбором (Identity in adolescence…, 1985). Однако в реальных исследованиях эти характеристики не изучаются в их взаимосвязи, что приводит либо к отождествлению идентичности с субъектностью (изучаются самостоятельность, автономность, принятие решений и обязательств), либо к концентрации внимания именно на субъективных аспектах Я-образа, самокатегоризациях, самоотношении и самопереживании.

Предмет исследования – феномен идентичности и его становление. В качестве объекта исследования выступили юноши и девушки 14—20 лет (учащиеся 9—11 классов средних школ, студенты колледжей и вузов различного профиля г. Москвы). Группа сравнения была образована из молодых людей (от 23 до 30 лет). Всего в исследовании приняли участие 439 человек. Из них 224 девушки и 195 юношей.

В исследовании применялись следующие методики.

1. Опросник социально-психологической адаптации Р. Даймона и Р. Роджерса, адаптированный, стандартизованный для подростков и юношей Т.В. Снегиревой (1987); 2. «Тест двадцати утверждений — Кто Я» (Кун, Мак-Парленд, 2000) с последующей обработкой контент-анализом, выделение категорий контент-анализа осуществлялось методом независимых экспертных оценок; 3. Полуструктурированное биографическое интервью — модификация методики LiefLine А. Кроника (1993). Анализ полученных данных осуществлялся методами математической статистики. Применялись статистические критерии проверки гипотез: дисперсионный анализ (ANOVA); H — критерий Крускала—Уоллиса; rs — коэффициент ранговой корреляции Спирмена. Для проведения статистического анализа использовались программы Statistika 5.0 и Microsoft Excel.

Результаты

В эмпирическом исследовании было выявлено следующее: связь устойчивости и готовности принять решение в целом носит типологический характер. Для проведения кластерного анализа были стандартизированы данные: а) по устойчивости представлений о себе во времени, б) по частоте принятия решений в важных жизненных вопросах, социально-психологической адаптации, представлениях о себе как субъекте и влиянии окружающих на самоопределение. Кластерный анализ данных подростковых и юношеских групп (без молодых взрослых), основанный на выделении максимально удаленных, независимых друг от друга типов, позволил выявить 4 типа идентичности по критериям устойчивости во времени самопредставлений и готовности к принятию решений (табл. 1).

Таблица 1

Типология идентичности (кластеры)

Отметим, что во всех типах идентичности, за исключением типа 1, наблюдается незначительное преобладание лиц женского пола, что характерно для выборки в целом. Тип 1 обнаруживает ярко выраженную диспропорцию: количество мужчин в данном типе примерно в 2 раза больше, чем женщин. Таким образом, данные свидетельствуют о том, что тип идентичности, которому свойственно сочетание устойчивых во времени представлений о себе с низкой готовностью принимать самостоятельные решения, более характерен для подростков мужского пола.

Анализ распределения типов идентичности в изучаемых возрастных группах демонстрирует тенденцию зависимости проявления типа идентичности от возраста. В младшей (старший подростковый возраст) и средней (ранний юношеский) возрастных группах процент респондентов, имеющих типы 1 и 3 идентичности (неготовые к принятию решений), значимо выше, чем в старшей группе (юношеский возраст, переход к молодости). Для сравнения: на основании кластерного анализа в группе молодых взрослых (23—30 лет) были выделены три типа идентичности: неопределившийся в социально-ролевой сфере (малочисленный), динамичный и определившийся. Диффузный тип отсутствовал. Более выраженным для молодых людей является тип идентичности, сочетающий готовность к принятию решений с представлениями об изменчивости Я во времени. Для женщин в большей мере, чем для мужчин, свойственна готовность к принятию решений в важных сферах жизни. Причем эта готовность сочетается в равной мере с представлениями как об устойчивости, так и о динамичности собственного Я.

Значимые различия (p<0.1) между типами обнаружены по временным аспектам образов Я, содержательным параметрам идентичности и жизненного пути. Сравнительный анализ, проведенный с помощью ANOVA по фактору «тип идентичности», показывает, что существуют значимые различия между общим уровнем социально-психологической адаптации у подростков и юношей с разными типами идентичности (табл. 2).

Таблица 2

Значимые различия средних показателей социально-психологической адаптации (в баллах) у подростков с разными типами идентичности (p<0.01)

Показатели дезадаптации (стремление к уходу от реальности, самоотвержение, переживание чувства эмоционального дискомфорта, зависимость) значимо выше у лиц с диффузным типом идентичности. По мере взросления эта тенденция становится более отчетливой. Для лиц с определившимся типом идентичности характерны: самопринятие, интернальный локус контроля, лидерство. Подчеркнем, что показатели, дифференцирующие типы идентичности, свидетельствуют об активном характере социально-психологической адаптации, предполагающей не только принятие норм, но и самоисследование для осуществления самостоятельного поведения

Итак, при анализе результатов эмпирического исследования нами было обнаружено несколько типов идентичности, которые различаются по личностной зрелости, проявляющейся как осознанность и осмысленность жизни и самого себя, реалистичность представлений о мире и себе, самопринятие, эмоциональная устойчивость, ответственность за себя, восприятие воздействий окружения на самоопределение в значимых сферах жизни (учеба, семья, межличностные отношения и др.).

Диффузный тип идентичности характеризуется неопределенностью представлений о себе, их конкретностью, слабой обобщенностью, отсутствием готовности к принятию самостоятельных решений в значимых областях жизни, что представляет собой незрелую, инфантильную личность. Очевидно, речь идет о недостаточной связующе-различающей работе личности, позволяющей связать прошлую, настоящую и будущую идентичность в континуальную целостность (Магомед-Эминов, 2009). Проявления этого типа аналогичны статусу диффузности идентичности (по Дж. Марсиа), несформированной идентичности (в терминологии Э. Эриксона) (Ego identity…, 1993). Диффузный тип наиболее распространен у старших подростков, что позволяет охарактеризовать данную ступень в подростковом возрасте как переходную от детской идентичности к более зрелой. Подростки слабо осознают противоречия с окружающим миром, игнорируют воздействия и мнения родителей, учителей и сверстников в процессе взросления, не рефлексируют изменения собственного Я. По мере взросления респондентов тенденции инфантильности, свойственные данному типу, усиливаются, что уменьшает показатели социально-психологической адаптации, личностной зрелости.

Не определившийся в социально-ролевой сфере тип сравнительно малочислен в старшем подростковом и раннем юношеском возрасте, однако встречается и в более старших возрастах. Ведущие признаки этого типа: высокая стабильность собственного Я во временном аспекте и неготовность принимать самостоятельные решения в важных сферах жизни. Повышенная рефлексия собственных личностных качеств, устойчивость и неизменность во времени представлений о себе (за счет связывания без различения темпоральных форм идентичности) приводит к подавлению самостоятельной активности, отсутствию чувства себя как деятельного начала в жизни, к боязни инициативы и ответственности за свои действия, личностной незрелости, проявляющейся в неосознанности и неосвоенности социальных ролей, к неуверенности в собственных силах, отсутствию автономии и самостоятельности, ориентации на межличностные взаимоотношения.

Динамичный тип характеризуется неустойчивостью представлений о себе во времени, что свидетельствует о превалировании различающей работы личности. Для подростков и юношей свойственны позитивное самооценивание, обобщенный взгляд на собственные качества, обращенность в будущее, освоение социальных (ролевых) уровней идентичности. Они высоко оценивают проявления своей личности в разных областях жизни, чувствуют себя активным началом, субъектом собственных действий, сравнительно легко адаптируются на всех фазах подросткового возраста.

Определившийся в социально-ролевой сфере тип обладает наиболее высокими показателями готовности принимать решения и стабильности самопредставлений во времени (в отличие от предыдущего типа, здесь проявляется связующая составляющая связующе-различающей темпоральной работы личности). По сравнению с другими типами характеризуется большей адаптированностью, социальной желательностью, рефлексивностью, нормативностью. Респондентам свойственны позитивное самоотношение, осознание социальных и социально-психологических ролей, осмысленность временных отрезков собственной биографии (особенно прошлого и будущего). Представления о себе многомерны, интегрированы, обобщены. В самоописаниях присутствуют экзистенциальные, социальные и персональные уровни самокатегоризации.

* * *

Наши данные свидетельствуют, что характерными для подросткового возраста являются диффузная идентичность и идентичность, которой свойственна неустойчивость представлений о себе во времени. В юношеском возрасте в равной мере проявляются типы с устойчивыми и динамичными представлениями о себе во времени, что отражает разное соотношение связующе-различающих сторон темпоральной работы личности взрослеющих людей. Обобщая вышесказанное, можно утверждать, что идентичность не задана, она изменяется, трансформируется, в результате чего можно говорить о процессе ее становления. Данный процесс носит длительный дискретный характер и отличается выраженной поисковой направленностью; сопряжен с позиционированием индивида в окружающем мире, но не сводим к результату идентификации; его основа темпоральна. Обнаруженное разнообразие состояний идентичности в рамках исследуемого возраста позволяет акцентировать необходимость дальнейшего изучения механизмов тождества-дифференциации в процессе трансформации на уровне конкретной личности.

Практическая ценность работы состоит в построении методического аппарата для компетентной психологической поддержки, оказания психологической помощи людям, испытывающим трудности в осознании собственной идентичности. Результаты исследования могут быть использованы для разработки и реализации социальных программ психологической поддержки молодежи.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абульханова-Славская К.А. Стратегия жизни. М., 1991.

Андреева Г.М. Психология социального познания. М., 1997.

Антонова Н.В. Проблема личностной идентичности в зарубежной социальной психологии. М., 1995.

Анцыферова Л.И. Психологическое содержание феномена «субъект» и грани субъектно-деятельностного подхода // Индивидуальный и групповой субъект в изменяющемся обществе / Тез. докл. к Междунар. науч.-практ. конф. (Москва, 15—17 сентября 1999 г.). М., 1999. С. 17—19.

Белинская Е.П. Социальная психология личности. М., 2001.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

Гинзбург М.Р. Психология личностного самоопределения: Дис. ... докт. психол. наук. М., 1996.

Гоффман И. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ.

А.Д. Ковалева. Кучково поле, 2000.

Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения / Пер. с фр. и послесл. Д. Кралечкина; науч. ред. В. Кузнецов. Екатеринбург, 2007.

Кун М., МакПарленд Т. «Кто Я?» // Психология самосознания. Хрестоматия по социальной психологии личности. Самара, 2000. С. 460—462.

Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М., 1998.

Магомед-Эминов М.Ш. Деятельностно-смысловой подход к трансформации личности: Дис. ... докт. психол. наук. М., 2009.

Мид Дж. От жеста к символу. Интернализованные другие и самость // Американская социологическая мысль / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1995. С. 57—62.

Петровский В.А. Личность в психологии. Парадигма субъектности. Ростов н/Д, 1996.

Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. М., 1994.

Снегирева Т.В. Методика изучения особенностей личностной саморегуляции // Диагностическая и коррекционная работа школьного психолога / Под ред. И.В. Дубровиной. М., 1987. С. 89—98.

Стефаненко Т.Г. Социально-психологические аспекты изучения этнической идентичности: Автореф. дис. ... докт. психол. наук. М., 2000.

Фромм Э. Иметь или быть? Ради любви к жизни. М., 2004.

Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.

Codol J.-P. Studies on self-centered assimilation processes // Cognitive biases / Ed. by J.P. Caverni, J.M. Fabre, M. Gonzalez. Amsterdam, North Holland, 1990. P. 387—400.

Ego identity: Handbook for psychosocial research / Ed. by J.E. Marcia, A.S. Waterman, D.R. Matteson. N.Y. etc., 1993.

Gergen K.J. An invitation to social construction. Cambridge, MA, 2009.

Identity and difference / Ed. by K. Woodward. L., 1997.

Identity in adolescence, processes and contents / Ed. by A.S. Waterman. San Francisco; L., 1985.

LifeLine и другие новые методы психологии жизненного пути / Сост. А.А. Кроник. М., 1993. C. 15—42.

Lifton R.J. From Hiroshima to the Nazi doctors: The evolution of psychoformative approach to understanding traumatic stress syndromes // International handbook of traumatic stress syndromes / Ed. by J.P. Wilson, B. Raphael. N.Y., 1993. P. 11—25.

Mummendey A. Identität und Verschiedenheit // Zur Sozialpsychologie der Identität in komplexen Gesellschaften. «Sozialpsychologie aktuell» / Bernd Simon (Hrsg.) Bern, 1997. S. 127—148.

Marcus H. R., Kitayama Sh. Culture and the Self: implications for cognition, emotion and motivation // Psychological Review. 1991. Vol. 98. N 2. P. 224—253.

McAdams D.P. The Person: An integrated introduction to personality psychology. 3rd ed. Fort Worth, TX; N.Y., 2001.

Narrative psychology: The stories nature of human conduct / Ed. by T.R. Sarbin. Princeton, NJ, 1986.

Thoits P.A. Multiple identities: Examining gender and marital status differences in distress // Amer. Sociological Review. 1986. Vol. 51. P. 259—272.

Tajfel H., Turner J.C. The social identity theory of intergroup behavior // The Psychology intergroup relations / Ed. by S. Worchel, W.G. Austin. Chicago, IL, 1986. P. 7—24.

White M., Epston D. Narrative means to therapeutic ends. N.Y., 1990.

Zielke B., Straub J. Culture, psychotherapy, and the diasporic Self as transitoric identity: A reply to social constructionist and postmodern concepts of narrative psychotherapy // Meaning in action: constructions, narratives and representations / Ed. by T. Sugiman et al. Japan, 2008. P. 9—73.