35 лет мы живем без Александра Романовича Лурия, но и у меня и у многих моих коллег остается ощущение, что мы с ним говорили только вчера. Его «участие» и влияние на мировую психологию не только сохраняется, но и возрастает; список работ о нем и со ссылками на него, опубликованный в 2002 г. на луриевском сайте (http://luria.ucsd.edu) за период после смерти ученого, содержит более 1300 (!) единиц.

Чем объяснить этот удивительный феномен? Я полагаю, что уникальность луриевского подхода во всех областях психологического исследования и, в первую очередь, в нейропсихологии, заключается в ее субъектности. Этот термин в психологическом смысле исходит из понимания субъекта как действующего, активного начала любой деятельности и как «продукта культурно-исторического развития форм и способов общественной деятельности людей... Веществу природы человек сам противостоит как сила природы» (Психологический словарь, 1983, с. 360)[1].

Луриевский нейропсихологический анализ всегда обращен не на болезнь (ее форму, степень, функциональные и когнитивные расстройства), а на больного — на его личный опыт, восприятие болезни и понятие о здоровье, на его копинг-стратегии и установки, самооценку и социальные взаимодействия (даже если все это выражалось в то время в другой терминологии). Важно, что при применении луриевских методов больной всегда является субъектом, а не объектом тестирования.

Выдвигая личность пациента в качестве основного системообразующего и целеполагающего фактора диагностики и реабилитации, можно понять, почему два пациента с приблизительно одинаковой степенью выраженности одного и того же заболевания, сходным лечением и динамикой симптомов, разительно отличаются друг от друга по характеру эмоционального реагирования на свое состояние и вследствие этого по качеству жизни — как собственной, так и ближайших родственников. Субъектность нейропсихологического анализа возможна только при применении луриевского принципа диалогового и гибкого взаимодействия с больным, создания и исследования возможностей коррекции дефектов уже в ходе диагностики, что имеет первостепенное значение для стратегии реабилитации и прогноза ее успешности.

Разработка субъектного подхода в нейропсихологии была возможна потому, что А.Р. Лурия «постоянно работал на стыке наук: психологии и медицины, психологии и физиологии, психологии и философии, физиологии и языковедения и т.д. ... По стилю научной работы Александр Романович был не узким, а широким (синтетическим) типом ученого, сродни ученым эпохи Возрождения» (Хомская, 1997, с. 219). И это позволило ему создать «метатеорию психологических функций» (Таппер, 1998, с. 59), «единую теорию мозговых и психических функций» (Mecacci, 2005, с. 816). Создание этой теории восходит к первой книге «Проблемы реальной психологии» (1922), где А.Р. Лурия сформулировал принцип и задачу психологического исследования: «изучить человека как цельный биологический, социальный и психологический комплекс» (Лурия, 2003, с. 296). «Безнадежно искать источник свободного действия на высотах духа или в глубинах мозга. Идеалистический подход феноменологии так же безнадежен, как и позитивистский подход натуралистов. Чтобы найти источник свободного действия, надо выйти за пределы организма — не в интимную сферу духа, а в объективные формы общественных отношений» (Luria, 1966, p. 96). «Так, развитие речи — одна из первых тем исследований молодого Лурия — никогда не рассматривалось им как анатомическое развитие “речевых зон” мозга, но как результат обмена значениями между матерью и ребенком как способа взаимодействия между ними, или “betweenness”, и это — необходимое условие структурализации и развития нейролингвистических систем мозга» (Sacks, 1990, p. 188).

Иначе говоря, задача психологического, и в частности нейропсихологического анализа — показать, как в результате взаимопроникновения социального, культурного и биологического возникают новые функциональные системы, отражающие высшие уровни сознательной деятельности. Как заметил М. Коул (1998), этот подход, по сути, перефразирует основные положения культурно-исторической психологии. Близок к этому и выдвинутый Л.С. Выготским принцип экстракортикального формирования высших психических функций (ВПФ), развиваемый в работах Дж. Брунера (Bruner, 2005), Б. Котик (Kotik-Friedgut, 2006) и др.

Некоторые думают, что такой подход характеризует только монографические описания больных, названные впоследствии «романтической психологией». Это неверно. Романтизм А.Р. Лурия — это интерес к субъективному содержанию психических функций, к жизненным обстоятельствам конкретного человека, объединяющий его работы с современной гуманистический психологией (Good, 2000). «Правильно проведенное наблюдение достигает и основной классической цели научного исследования — объяснения фактов, — и одновременно не теряет из вида и романтическую цель — сохранение многообразного богатства материала» (Лурия, 1982, с. 171).

Субъектный подход не исключает синдромного и метасиндромного анализа при различных формах и этиологиях нарушений ВПФ (и такие исследования успешно продолжаются и сейчас, о чем, в частности, свидетельствуют ряд статей этого выпуска), однако эти задачи в настоящее время не являются, по моему мнению, центральными и отражающими силу и возможности луриевской нейропсихологии. Это мнение основывается на анализе динамики развития мировой нейропсихологии (Глозман, 2002а) как континуума, включающего три взаимосвязанных и взаимоперекрывающих этапа: от акцента на роли отдельных мозговых структур в осуществлении психической деятельности (и на этом этапе и А.Р. Лурия, и многие другие отечественные и зарубежные нейропсихологи считали нейропсихологию областью медицины) к сдвигу фокуса внимания с вопросов мозговой локализации на проблемы психологической структуры и организации высших психических функций и, наконец, на третьем этапе, — к акценту на изучение взаимодействий субъекта с нарушениями или несформированностью ВПФ с окружающими его людьми и факторами жизнедеятельности, на анализ влияний этих факторов, общества и ближайшего окружения на прогрессирование, регресс и профилактику болезни (или ее рецидива), анализ социальных потребностей и взаимодействий больного и возможностей их реализации, т.е. успешной адаптации (реадаптации) в обществе. Эти этапы — не отрезки в континууме развития нейропсихологического мышления и инструментария, а основные тенденции в направленности исследований, не имеющие четких начальных и конечных границ.

Для мировой нейропсихологии дальнейшее развитие субъектного луриевского подхода выразилось в появлении на третьем этапе новых разделов нейропсихологии, таких как нейропсихология повседневной жизни (The neuropsychology…, 1990), нейропсихология личности (Глозман, 2002; Prigotano, 2009), кросс-культурная нейропсихология (Uzzell et al., 2002), а также изучение и развитие методов опосредствования на разных этапах нормального и аномального онтогенетического развития (Глозман, 2009а; Корсакова, Балашова, 1995).

А.Р. Лурия заложил субъектный подход и в детской нейропсихологии. Структура дефекта (сочетание сильных и слабых сторон психического функционирования ребенка) не может быть понята и эффективно корригирована, если не проанализировать мотивационно-личностные составляющие деятельности ребенка. В совместной статье с А.Н. Леонтьевым и А.А. Смирновым А.Р. Лурия писал: «Исследующий должен обращать внимание на характер интеллектуальной деятельности ребенка, на установление того, как относится ребенок к предъявленной ему задаче, включает ли он в решение предварительную ориентировку в ее условиях (сохранна ли у него “ориентировочная основа действия”) или приступает к решению без нужного анализа этих условий, давая непосредственные ответы, на которые его толкают частично выделенные им элементы условий. Детальное психологическое исследование ребенка, ставящее своей задачей уточнение причин его отставания, не может ограничиваться применением специальных приемов изучения познавательных процессов и речевой деятельности ребенка. Все эти исследования должны протекать на фоне более полного изучения личности и анализа той системы отношений к родителям, к учителю, к классу, которые сложились в процессе его жизни» (Леонтьев и др., 1968, с. 72). Кроме того, только включение в нейропсихологическое обследование элементов обучения, т.е. работа в зоне ближайшего развития ребенка позволяет правильно его диагностировать и разработать стратегию его коррекции (Лурия, 1962; Проблемы…, 1956, 1958). Эти положения получили дальнейшее развитие в отечественной детской нейропсихологии (Ахутина, Пылаева, 2008; Глозман, 2009б; Микадзе, 2008).

Таким образом, только осознавая А.Р. Лурия как общего психолога-методолога, одного из основателей и творцов «полифонического романа» (Асмолов, 1998, с. 5) культурно-исторической психологии — сквозной темы всех его исследований на протяжении более полувека, можно по-настоящему оценить его вклад в нейропсихологию и все другие области психологии и понять, почему А.Р. Лурия в такой степени влияет на науку и поныне (Luria’s legacy…, 2009). «Для того чтобы понять кем был Лурия на самом деле, даже если ваш профессиональный интерес целиком лежит в области нейропсихологии, необходимо, в первую очередь, посмотреть на него как на культурно-исторического психолога, приверженца своеобразной и необычной парадигмы, которая приобрела множество сторонников по всему миру за время, которое прошло со смерти Лурия» (Коул, 1998, c. 32). Принятие, сохранение и углубление этой парадигмы — залог плодотворного развития и международного авторитета отечественной нейропсихологии, но это еще и залог того, что нейропсихология будет продолжать развиваться как раздел психологии, а не возвращаться назад к эпохе, когда она считалась областью медицинской науки. На том этапе работа с больным как с личностью представляла собой гуманистическую, антропологическую установку отдельных врачей и медицинских психологов. Для современного нейропсихолога как представителя науки, изучающей проблемы «субъективного психического мира» (Психологический словарь, 1983, с. 291) такой подход является единственно возможным.

Примечания.

1. Автор осознанно выбрала для этого определения издание Психологического словаря, в создании которого А.Р. Лурия принимал непосредственное участие и был одним из его редакторов.